Сегодня мы будем говорить о вопросах конечности жизни и основных принципах, которые следует учитывать при разговоре с детьми на эти животрепещущие даже для взрослых темы.
Всякий человек в пору своего взросления и становления сталкивается с так называемыми предельными вопросами — вопросами начала и конца, жизни и смерти. Более того, как считают психологи, поиск ответов на эти вопросы для себя лично — одна из важнейших задач развития, важный этап в создании собственной картины мира, его устроении. Сегодня мы будем говорить о вопросах конечности жизни и основных принципах, которые следует учитывать при разговоре с детьми на эти животрепещущие даже для взрослых темы.
В какой-то момент жизни и каждому из детей придется столкнуться с фактом ухода родственников старшего поколения. И конечно, это событие очень многое меняет в жизни ребенка. В острой ситуации должны быть некоторые другие ответы, не те, которые мы могли бы дать детям в обычной ситуации. Здесь должна быть другая интенсивность ответов. Скорее всего, священник говорил бы о тех же самых вопросах немножечко иначе, но мы будем говорить с точки зрения детской психологии, детской психотерапии.
Есть определенный возраст, прорастая через который ребенок не может не столкнуться с темой умирания, ухода, смерти. В теории деткой психологии принято считать, что этот возраст наступает гораздо позже, чем он наступает на самом деле. Время, когда эти вопросы появляются, — от четырех до пяти лет, но все очень зависит от скорости речевого развития и от многих других показателей. Но обычно ребенок 4-5 лет этой темой весьма заинтересован, такова специфика возраста.
Бывает так, что уже двухлетний ребенок озадачен этими темами. Тут все зависит от личного опыта. Если в семье происходила какая-то потеря — причем достаточно хомяка, достаточно мертвого воробушка на детской площадке — то эти вопросы могут начать беспокоить ребенка и раньше. Собственно, этот вопрос возникает в сознании и становится актуальным, как только ребенок первый раз столкнется с фактом наличия неживого, того, что было живым и стало неживым. Это может быть и в полтора-два года. В нашем сознании есть, что называется, вмонтированные модели: человек так устроен, что даже в возрасте года четко понимает, что с этим существом что-то не то, если это существо неживое. Позы, какие-то контуры не те, пластика не та…
Нельзя сказать однозначно, что мы — взрослые, однажды ответив себе на этот вопрос, уже знаем четкие ответы. Каждый человек продолжает отвечать на эти вопросы практически в течение всей жизни. Технически, конечно, нам понятно, откуда берутся дети (особенно тем, кто уже стал родителем), и все равно для нас это остается загадкой. То же и с темой смерти: когда уходит близкий нам человек, для нас всегда это событие является глубоким потрясением. То есть каждый раз для нас это — открытие. Мы тоже находимся в процессе осознавания этих фактов, это очень важный момент.
И тут важен первый принцип: ни в коем случае не надо представляться таким всеведущим мудрецом, знающим все, как есть. Вот сейчас вам кажется, что вы готовы дать «квалифицированный» ответ на этот сложный вопрос, но вполне возможно, что через 5-10 лет жизнь так повлияет на ваш внутренний мир, так изменит ваше мировоззрение, что ваши ответы на те же самые вопросы будут совершенно другими. И не потому, что вы изменили принципам и вере, а просто потому, что вы тоже находитесь в процессе становления.
Поэтому, отвечая на эти вопросы ребенку от пяти лет, лучше говорить, что «сейчас я думаю так», что «я тоже об этом думаю». Рассказать ребенку, что вы тоже не являетесь окончательным экспертом, вы над этой загадкой тоже размышляете. Просто вы в своих размышлениях продвинулись дальше, потому что у вас на это было больше времени, у вас более развиты внутренние структуры.
Второй принцип: ребенка нельзя обманывать. Это очень частый родительский ход, когда родители не готовы отвечать на какой-то вопрос: они сидят, морочат ребенку голову и делают вид, что все нормально. Эта стратегия ухода от прямого ответа или от ответа вообще. Например, ребенок увидел мертвого воробушка. Родитель говорит: «Он заснул, он сейчас проснется и поскачет» — а ребенок понимает на глобальном уровне, что здесь что-то не то…
Разговаривая на эти темы и отвечая на эти предельные вопросы, нельзя врать. Вы имеете право от ответа уйти, не дать ответа никакого, но вы не имеете право врать, потому что это вранье потом обернется десять раз против вас самих, и, кроме того, вы потеряете некоторый очень важный кредит доверия. Ребенок сделает вывод, что вам в важных вопросах доверять нельзя, что все равно правды от вас услышать невозможно, и будет искать другие источники информации. Это касается и вопросов о жизни, о появлении на свет, это касается и вопросов ухода.
Конечно, проще соврать, сказать, что дедушка заболел, лежит в больнице, что скоро вернется. Всегда проще соврать, всегда проще уйти от этих вопросов, потому что у самих взрослых при ответе на такого рода детские вопросы очень часто возникает противоречивое внутреннее состояние, но врать нельзя. Ни там, ни там. Вы можете давать картину не полную, которую можно дополнить, но она должна быть обязательно правдивой.
Третий принцип в ответе на разные детские вопросы: не отвечать на незаданные вопросы. Ребенку может быть четыре или пять лет — это тот возраст, когда обычно появляется такого рода тема в сознании, но он может быть психологически меньше своего биологического возраста, не дорасти. И нельзя самому начинать заводить разговоры на эту тему из, так сказать, педагогических и просветительских целей.
Однако встречаются дети достаточно скрытные. И если вы точно уверены, что ваш ребенок думает об этом, но не решается заговорить с вами первым, то здесь именно вы должны проявить инициативу и начать разговор.
Кроме того, многие дети думают, что взрослые ничего не понимают и разговаривать с ними глубоко бесполезно. Поэтому могут просто не начинать спрашивать — потому что уже не надеются услышать что-нибудь стоящее. Отчего так происходит? Оттого, что очень часто взрослые пропускают мимо ушей самые важные детские вопросы. Мы все очень заняты текучкой. Мы ведем ребенка в школу или в сад, ребенок что-то увидел по дороге, задал вопрос, на самом деле очень важный, а мы говорим: «Да все уже, занятия начинаются, пошли». Все! Мы пропустили. В рутинной суете мы не можем остановиться и понять, сколь важен был для ребенка, казалось бы, случайный, заданный на ходу вопрос.
Даже если вопрос задается в критической для взрослого ситуации, например, во время вождения автомобиля, то лучше предложить перенести разговор на другое время. Тем самым выразить готовность к разговору и показать свое внимание и уважение к волнующему ребенка вопросу, а не ответить фразой: «А? Я не могу, я в пробке, ты что хочешь, чтоб мы врезались, да?».
После такого ответа ребенок, скорее всего, придет к выводу, что задавать этот вопрос нельзя. И он его, скорее всего, больше не задаст. Но искать ответ будет. Только уже не у вас. А если и решится задать повторно, и снова его вопрос будет пропущен, то ребенок постепенно приучается, что об этом не говорят. Кроме того, в некоторых семьях существуют просто закрытые, табуированные темы. И тема смерти и ухода является табуированной почти в каждой семье. Мы сами про эти вещи думать и говорить не любим. Конечно, тут есть и исключения.
Очень часто взрослые уходят от ответа на эти вопросы, желая защитить ребенка. Пока ребенок не знает о том, что люди умирают, пока человек не знает о смерти, он — бессмертен. И у нас у всех внутри такое ощущение, что в умирании заложено что-то неправильное, что так быть не должно. Это память о райском периоде, как считают люди верующие. С позиции верующего человека, ребенок — до того момента, как он задает вопросы, умру ли я тоже, умрешь ли тоже ты, — находится в эре до грехопадения, до вхождения смерти в мир. Но это один из важнейших фактов о жизни, о мире, и его нельзя обойти, независимо от того, верующие вы или нет. Взрослому нужно быть готовым к тому, чтобы ответить на эти вопросы. Это очень грустно, очень не хочется, но это необходимый этап взросления каждого и к нему надо быть готовыми.
Последние обсуждения