Мы познакомились. У них были похожие голоса, глаза и волосы, шелковистые и гладкие, они притягивали невольный, беглый взгляд. Мать и дочь рассказали мне о своём видении процесса обучения в школе, о своем взгляде на общение со сверстниками в классе и о причине перехода на индивидуальное обучение. Мне осталось принять их взгляд на жизнь и помочь.
Эта работа была всеобъемлющей, мало предсказуемой, но известной. Нам предстояло решение интереснейшей задачи, в «дано» которой входили взаимное неприятие друг друга девочки и мира школы.
Девочка с чутким характером, худая, угловатая, честолюбивая и от этого подавляющая, порою, своей несносной нервозностью, приходила ко мне на урок по четвергам в течение шести учебных месяцев, с небольшими перерывами на праздничные дни. Она приносила свои отобранные и отточенные цветные карандаши, потому что те, что были у меня на столе, не соответствовали тем требованиям, которые она имела к цветным карандашам. Она делала всё аккуратно, медленно, с колоссальной ответственностью.
Учитель, которая приняла этого излишне доверчивого ребёнка в класс, за первое полугодие школьной жизни успела уверить всех относящихся к судьбе девочки людей в том, что она не сможет освоить программу начальной школы. У ребёнка вызывали страх несущиеся на переменах одноклассники, она вздрагивала и цепенела от смеха и шуточек, которые приводили к разным, но неприемлемым для неё реакциям детей в школьных помещениях. Это все превращалось для неё в карусель, на которой тошнило.
Они сошли с этого «аттракциона» ещё на первом круге. Как-то мыкались по специалистам, которые ставили девочке всевозможные диагнозы. Так прошли три года. Ко мне они пришли за полгода до итоговых контрольных в 4-м классе. Устали от мнений, заданий, вердиктов. Девочка казалась маленьким гномом на фоне навалившегося на неё груза знаний.
Мы заходили за руку в кабинет, где она делала разные задания. Надо отметить, что у неё не было нелюбимых упражнений. Только те, которые вызывали сложности, она делала медленно, переспрашивая, уточняя, чем, порой, вызывала у меня негодование. Дело в том, что некоторые задания на фонематический слух не повторяют — ребёнок должен с первого предъявления выполнять, а если не расслышал, это ошибка… и движемся дальше. Она не понимала таких заданий, они у неё вызывали протест, потому что где-то очень глубоко сидело в ней, что ошибок быть не должно, ни в чем, нигде и, конечно, никогда.
Время! Время для неё — это бесконечный ресурс, его столько, сколько необходимо, сколько нужно. Ее зрительная память давала ей возможность запомнить двадцать предметов за тридцать секунд, но при этом образ слова был настолько не отработан, что читала она 37 слов в минуту.
Наша работа кипела, она трудилась у меня, дома, у репетитора. Все для того, чтобы доказать, что она может, знает, чтобы защитить свою уставшую мать от разочарований, которые бывают у мам, дети которых не приняты, не соответствуют, не подходят. Можно было принять все как есть, но мы взялись развивать психические процессы нашего Гномика до соответствия её реальному возрасту. Меня удивило, как много она может и как медленно движется в том быстром мире необходимых знаний.
В последний день наших запланированных занятий она игриво поздоровалась и вплыла на свое обычное рабочее место. Занятие прошло по сложной схеме. Когда урок закончился, она вышла и сказала: «Было сложно!». Мать встречала её одобряющей улыбкой.
В последнее время они приходили счастливые, окутанные ароматом свежести наступившей весны. Март ворвался в нашу жизнь вместе с добротой благости той работы, которая кроме жизненного опыта вручила награду. Им — принятие от мира. Их репетитор по школьной программе восклицала: «Зачитала!», «Пересказывает и выделяет главную мысль в тексте». На каждое из занятий этой весной они приносили радостные новости. У девочки появилось желание читать, домашним теперь приходилось по очереди слушать, как она с пониманием удивляется каждой новой истории в книге.
Прощаясь, на мою шею она надела шелковый прохладный платок. Это был прекрасный подарок, высокая оценка моего труда. Мой Гномик нежно улыбалась в лёгком недоумении: почему последний урок был такой тяжелый? На этот урок мною был подобран сложный текст, а также сложные задания, соответствующие её школьной программе. Не скажу, что она отработала материал даже на оценку «хорошо», но это была твёрдая «три». Девочка ушла озадаченная, но именно в том состоянии, которое давало ей понимание, что она многое может, но одновременно это далеко не конечный пункт, нет причины останавливаться.
Мы расстались. Этот платок, который покрывает сейчас мои плечи, расписан цветами противоположных оттенков спектра, которые напоминают о первой и последней встрече с этой девочкой.
P.S. Через две недели после их ухода мать позвонила и сказала, что итоговые контрольные по литературному чтению и русскому языку дочь написала на оценку «хорошо».
Последние обсуждения