Все ругают наших врачей, вот у нас врачи, ох какие больницы, «там» все кажется идеально: и медобслуживание за границей хорошее, и специалисты квалифицированные, и аппаратура на высшем уровне, и врачей можно выбирать любых… Пока не столкнешься с этим лично, все кажется идеальным. Только после одного случая, чуть не кончившегося для нашей семьи трагично, я начала не доверять местным врачам и добиваться своего в вопросах лечения своих детей. Я живу в Германии уже почти четыре года. Младший сын родился здесь, условиями роддома была очень довольна, возрастные обследования проходили спокойно, по-крупному не болели… Ничто не предвещало трагедии, незадолго до местного Рождества заболел старший сын, детский врач дал антибиотик и сказал, что у него начинающееся воспаление легких. Я даже и не думала, что все может быть так плохо. На Рождество поднялась температура у шестимесячного младшего сына. Поехали вечером к врачу, нас приняли даже в 20:00 и сказали, что у него какой-то вирус, что ничего делать не надо, и оно само пройдет. Мы начали лечиться сами, я капала в носик малышу соляной раствор, пока через 4 дня температура не поползла вверх. Были выходные, и нам пришлось поехать в отделение скорой помощи в больнице. Там нас и оставили с диагнозом воспаление легких. Пробыв неделю там, получив антибиотик, мы выписались уже на наше рождество и думали, что все наши беды позади. Больницей мы остались довольны, хотя, конечно, хорошего мало. Дело не в этом. С собой нам выдали антибиотик и микстуру от кашля. За день до окончания курса антибиотика начала подниматься температура.
В первую ночь испугалась жутко, только ведь вылечились и опять такое. Позвонила в «нашу» больницу. Надеялась, что будет кто-то из врачей, наблюдавших сына. Незнакомый врач сказал успокоиться и наблюдать за температурой. На следующий день, когда под утро взяла ребенка к себе в кровать, поняла что горячий, померила температуру — 39,0. Сразу поставила свечку с парацетамолом, пошла на кухню делать завтрак старшему — бутерброд в школу, и собирать чемодан в больницу. Решила, что поедем в ту же больницу. Нас должны были там помнить, только ведь выписали после воспаления легких.
Приехали мы с температурой 38,5, нас, к сожалению, стал смотреть все тот же врач, с которым я говорила по телефону. Нас он не знал, но спросил, не я ли звонила ночью по телефону, видимо, запомнился мой акцент. Легкие чистые, но врач увидел розоватое горло и ушко. Дал нам капли в нос и сказал, что температура вот-вот должна спасть, видимо, новый вирус подцепили. По дороге домой сын расплакался, и я подумала, что у нас и правда отит и решила еще заехать к нашему детскому врачу. В приемной я объяснила ситуацию, нас быстро приняли, врач посмотрел и еще раз послушал ребенка и сказал, глядя на содержимое его памперса, что у нас, вероятно, кишечный вирус. Выдал рецепт на лекарство от поноса. Хочу здесь заметить, что эта беда началась у нас в больнице, а когда я просила врачей дать ему что-нибудь из лекарств, чтобы наладить стул, мне сказали давать ему отварную морковку и био-йогурт. Самое интересное, что после порошка, который мне выписал врач, сыну сразу стало лучше. Врач сказал последить за температурой, если что — вставлять свечки с парацетамолом и не ездить в больницу, чтобы не подхватить новой инфекции. Здесь же у него взяли анализ крови и нам сказали, что все в порядке.
Ночью температура поднялась до 39,7. Уже четвертая ночь — сыну становится хуже, спит только с нами, кормится только грудью, нет аппетита. Целый день боремся с поднимающейся температурой и терпим, по обещаниям врача должно стать лучше и температура должна спасть сама по себе. На следующий день температура уже не сбивается свечками, ночью, когда температура поднялась до 40, звоню дежурным врачам, объясняю ситуацию. Говорят, что вам перезвонят. Я то, наивная, думала, что к ребенку с температурой 40 приедет врач. Но — увы. Врач перезвонил, сказал вставлять свечки и сделать холодные обтирания. Я сказала, что я уже дала 6 свечей и по аннотации нельзя превышать дозу. Он сказал все же попробовать с обтираниями. Поскольку я ни разу такого не делала, решила заглянуть в книжку по детским болезням, а там написано, что ни в коем случае нельзя делать, если у ребенка холодные конечности, а у сына постоянно было такое. Ручки и ножки были холодными, хотя сам горел. Какое счастье, что я не стала делать этого, потому что такого рода процедуры очень опасны для маленьких детей. Возможны судороги. Перезвонила я врачу еще раз, он пытался меня успокоить и сказал, что температура — это естественная реакция организма на вирус, что ребенок борется с инфекцией и что это лучше, чем этой температуры не было. Когда я спросила, как долго может быть такая температура, он мне ответил, что он не знает, поскольку он не детский врач.
Я удивилась и в душе понадеялась, что он не ветеринар. Он посоветовал мне успокоиться и идти спать. Успокоиться не удалось. Когда я померила температуру, и она оказалась 40,2, я решила позвонить в больницу, где мы были и спросить, что нам делать. Надо сказать, что в эту ночь было очень холодно, и моя машина не завелась еще утром. Муж заболел гриппом и был в жутком состоянии. В общем, в больнице сказали, что обязательно надо показаться врачам, но, к сожалению, у них нет мест, чтобы нас принять и нам надо ехать в другие города, оба из которых на расстоянии 60 км от нашего городка. Пришлось разбудить больного мужа, он решил ехать в Мюнхен, потому что он там, по крайней мере, ориентируется. Приехали в одну больницу, где, оказалось, нет детского отделения, пришлось ехать в другую. Пока мы приехали, было уже два часа ночи. Там нас приняла молоденькая врач, взяла анализы и предположила что у нас воспаление легких. Мы с мужем уже не знали, что делать, пятый день температура и повторное воспаление легких. Но врач нас успокоила и сказала, что это быстро лечится, и чтобы мы не расстраивались. Отправила я мужа домой, а сама пошла с сыном в палату. Ему взяли анализы крови из ручки и сразу поставили катетер для того, чтобы утром начать капать антибиотик.
Утром долго ждали обхода врачей. Пришел другой врач и, посмотрев на ребенка, сказал, что у него мононуклеоз и что в этом случае может быть температура несколько недель, что ничего не надо делать и что это детская болезнь. Температура была 39,2, но нас отпустили домой. Я, конечно, стала узнавать, что это такой за диагноз, а когда узнала, просто не могла прийти в себя от шока — возможны серьезные осложнения и тяжелое течение болезни. С этого дня сыну было совсем плохо, был очень вялым, не реагировал на нас, он уже отказывался от груди, мы его поили водичкой из ложечки, прыскали что могли из одноразового шприца, чтобы избежать обезвоживания. На следующий день утром температура не спадала и я понимала, что не могу справиться с мононуклеозом сама, я поехала к детскому врачу и решила сначала не рассказывать ему про наш диагноз. Врач посмотрел нас и опять ничего не нашел. Тогда то я и достала выписку из больницы. Врач разозлился, что я ему не показала сразу, я пыталась ему объяснить, что этот диагноз мне показался нереальным, и я не хотела, чтобы он осматривал моего ребенка, зная, что этот диагноз поставлен. Врач, правда, обиделся, а я так расплакалась у него в кабинете, от бессилия, оттого, что нам никто не может помочь, и что мой сын почти неделю мучается с дикой температурой, и все говорят, что это вот-вот пройдет. Мы поехали домой.
На следующий день утром я померила температуру, посмотрела на него еще раз и решила, была-не была, мы едем в нашу больницу. Собрали вещи и поехали. Привезли сына вдвоем с мужем, оба плакали, маленький, он лежал без движения на ручках и смотрел усталыми глазами на все вокруг. Врач посмотрел его и сказал, что оставят нас в больнице, взяли анализ крови из ручки и поставили капельницу с физраствором. Целый день мы пробыли с ним в неизвестности, температура не спадала, он лежал у меня на ручках и слабо сосал грудь. Сестры приносили мне поесть, и вообще были очень внимательны. Вечером приехал муж, стал разговаривать с врачом, когда мы видели состояние сына, мы были готовы плакать, хоть и знали, что просто не имеем права на упадническое настроение. Врачи успокаивали нас тем, что говорили, что ребенок не выглядит очень плохо, и что они видели более больных врачей. Муж был очень резок в разговоре с ними, и нас даже отвели на УЗИ, проверили печень и селезенку, которые были увеличены. Мне все время звонили моя мама и сестра из России и узнавали, как у нас дела. Звонили подруги. Очень поддерживали мои виртуальные знакомые из конференции «Ребенок до года». В какой-то момент казалось, что не хватит сил, чтобы все это пережить и тогда звонил телефон, и теплые слова успокаивали и внушали надежду. Я знала, что вся конференция волнуется за нас и держит кулачки, это придавало сил. Врачи ничего не могли сказать, анализ на мононуклеоз, который у нас предположили в другой больнице, должен был быть готов только через неделю.
Оказалось, что без анализа крови невозможно поставить такой серьезный диагноз. У нас уже была седьмой день температура, и надо было что-то делать. Наконец, вечером мне позвонила моя сестра и сказала, что бы я настояла на рентгене, они разговаривали с детским врачом своего сына, и она сказала, что, скорее всего, это воспаление легких, оно чаще всего не прослушивается у таких маленьких детей. Я сразу позвала врача, но наша врач, к сожалению, уже ушла, и на смену заступил дежурный врач. Он пришел ко мне, и я его попросила сделать рентген. Он мне сказал, что я не могу диктовать врачам, что они должны делать. Я была в шоке. Идут дни, и никто не может помочь моему ребенку. Я его просила. Он отказался, объяснив тем, что он не считает нужным делать рентген. Наверное, от волнения, сказала, что если он воспринимает мою просьбу так лично, то у него проблемы с самооценкой и что я ни в коей мере не ставлю под сомнение его профессионализм, просто хочу убедиться, что это не воспаление легких. Что мы просто исключим этот диагноз. Врач слушал меня, а потом прочитал мне лекцию, что я не должна так разговаривать с врачами и что я не добьюсь ничего, если я буду так дальше себя вести. «Вы иностранка, так же как и я, и я понимаю ваши эмоции, но здесь так себя вести нельзя», — сказал он и все же отправил нас на рентген. Когда мы пришли с рентгена, его долго не было, он должен был расшифровать результат. Потом прибежал, волнуясь, стал слушать сына и что-то бормотать, что утром ничего не прослушивалось, а сейчас он точно слышит, и что еще завтра будут другие врачи и что в легких есть все же затемнение, но что необходимо посоветоваться с радиологами и что завтра все решится.
На следующий день врачи разговаривали со мной по-другому, они действительно прозевали воспаление легких и потеряли целых два дня. При этом они пытались оправдываться тем, что мы у них в больнице всего лишь два дня и за это время они делают все что могут. Я напоминала им, что мы практически на второй день приехали к ним в отделение скорой помощи и были отправлены домой. Я не могла молчать и слушать их глупые объяснения. Только днем добавили антибиотик в капельницу, и сыну стало потихоньку становиться лучше. Сколько мы пережили за эти дни, невозможно описать словами. Маленький ребенок с капельницей на пухленькой ручке, исколотые ножки и ручки от анализов крови — были моменты бессилия, когда я просто звала сестер и просила посидеть с ним 10 минут, чтобы выйти на свежий воздух и не сойти с ума. Единственное, наверное, что было хорошо и чего я не замечала все эти дни, это счастье, что я могла оставаться с ребенком: я поставила раскладушку, предназначавшуюся мамам, рядом с его кроваткой и брала его ночью к себе. Сестры приносили кушать в палату, по утрам приходили делать массаж и гимнастику, делали ингаляции, в палате было все, памперсы всех размеров, слюнявчики, душ. Поскольку я кормила, я имела право оставлять раскладушку и днем, могла поспать днем. Страшно подумать, что было бы, если бы мы не настояли на рентгене и если бы мы ждали бы дальше.
Нас долго не выписывали из больницы, хотя сыну уже было лучше. У него была увеличена печень и селезенка, был плохой анализ крови. Его ручки были исколоты и врачи не могли взять окончательный анализ. В это время как раз заболел мой старший сын, мужу пришлось выйти на работу и я стала оставлять младшего с медсестрами, и ездить к старшему сыну, чтобы приготовить ему что-нибудь поесть, и немного побыть с ним. Однажды я вернулась и услышала, как в процедурном кабинете кричит мой младший. Меня отправили в палату и сказали, что берут анализ крови и пытаются поставить новую капельницу под антибиотик. Никогда не забуду его глаза, когда его принесли ко мне, огромные зрачки и отрешенность в глазах. Медсестра сказала, что два врача пробовали взять кровь, и у них не получилось. Значит, его кололи, а он орал от боли. Боже, и меня не было рядом. Им все же удалось поставить капельницу в изгиб ручки.
По ночам медсестры проверяют, как наложена капельница, нет ли воздуха в трубках. Меня разбудили в эту ночь их взволнованные голоса. У сына опухло предплечье таким образом, что рука стала толще в два раза. Все-таки им не удалось попасть правильно в вену. Боже, что было, сестры быстрей отключать его от аппарата, стали делать спиртовой компресс. Дали мне намоченную марлю в этом спирте и сказали так держать. Я в полусне только поняла, что это же спирт и его много, заматывала ручку этой марлей и накрывала одеялом, чтобы он не надышался паров. На утро нам стали давать антибиотик в суспензии. В день перед выпиской я ездила к врачу, и муж оставался с сыном. Последний анализ крови все никак не удалось взять. Когда я приехала, муж сказал, что все-таки взяли. Я удивилась, потому что знала, что ручки все были исколоты и у врачей не получалось попасть в вену. Когда я узнала, как им это удалось, мне стало плохо. Оказывается, нашли венку на лобике, муж был рядом и помогал держать ребенка, чтобы он не вырывался. Я бы уже такого не пережила. Мы уже давно выписались из больницы, но эти два воспаления легких и все, что с нами случилось, мы не забудем никогда. Я ушла от детского врача, нашла специалиста-пульмонолога, и лечу последствия у него. Сыну необходимо укрепить иммунитет и первый врач, который мне сказал, что существуют лекарства, активизирующие собственную иммунную систему. Ни один врач, встретившийся нам до этого, не сознавался в этом. До этого они говорили в один голос, что болезни укрепляют иммунитет.
Только потом я узнала от своей мамы, которая рассказывала о нашем состоянии участковому педиатру каждый день, что у моего сына начиналось обезвоживание организма, и что его спасло огромное желание жить, если бы мы остались дома еще день, если бы его не подключили к капельнице и не дали бы антибиотик, то, возможно, у него начался бы сепсис крови — увеличенная печень была одним из признаков. А в больнице нам так и не объяснили, почему была увеличена печень, и были плохие показатели в крови.
Я часто думаю, что, живя в России, ругала врачей, и что не ожидала, что такое может произойти здесь, в Германии.
Последние обсуждения